Эта икона принадлежит к числу позднейших по времени прославления чудотворных икон Богоматери и, вместе с тем, к числу наиболее почитаемых. Событие, прославившее эту икону, получило самую широкую огласку и произвело глубочайшее впечатление.

Это событие было не каким-нибудь древним преданием, которое можно было бы отрицать, но произошло, так сказать, воочию современников. Множество людей видели ту, на которую впервые излилась чудотворная благодать этой иконы, - видели безнадежно-больной. Знаменитые врачи признали ее неизлечимой, но повеяла исцеляющая благодать Пречистой Девы- и чудо свершилось...

Козельщанская икона была семейной в роде графа Владимира Ивановича Капниста и находилась в его имении, в селе Козельщине Полтавской области. Икона эта древняя. Характер письма говорит об итальянском ее происхождении. Лики Божественного Младенца и Богоматери на этой необыкновенно красивой иконе полны какой-то утешительности. Икона принадлежала в XVIII веке жене запорожского войскового писаря Сиромахи, который в 1764 году подписал акт окончательного присоединения Малороссии к России, был за то жалован землями и, по желанию императрицы Елизаветы Петровны, женился на одной из ее фрейлин итальянского происхождения.

У графа Капниста был сын и три дочери. Сыну было не более 20 лет, меньшей дочери не более 7 лет, две средние дочери воспитывались в Полтавском институте благородных девиц. Тихо и спокойно текла жизнь семейства до последнего события, глубоко поразившего семью и надолго расстроившего ее спокойствие.

В 1880 году, на масляницу, граф получил уведомление от начальницы Полтавского института о том, что его дочь Мария, воспитанница этого заведения, больна и желает видеть своего отца или мать. Нисколько не медля, граф по первому же вызову отправился в Полтаву. Дочь его получила вывих в ступне ноги, и как определил врач Мейер, от неправильного уклона ноги в сторону, уверяя при этом графа, что болезнь не заключает в себе ничего серьезного, и одно только наложение на больное место гипсовой повязки может совершенно исцелить больную. Но не смотря на такое уверение почтенного врача, граф взял свою дочь из института и повез ее в Харьков к знаменитому хирургу Груббе. Тот тщательно осмотрел больную и указал, как на верное средство против болезни, на ту же гипсовую повязку. Кроме того, для большего устоя ноги, по чертежам Груббе был приготовлен особый башмак, который соединяясь с крепкими стальными пружинами, обхватил ногу больной повыше колена, давая таким образом ноге возможность иметь крепкий упор, не тревожа больного места. В этом башмаке, напутствуемая наставлением профессора Груббе и других харьковских врачей принимать внутрь железо и наружные теплые ванны, больная возвратилась с отцом в свое имение. Между тем, прошел пост, наступил праздник св. Пасхи, а больная облегчения не чувствовала никакого, напротив, в первый день Светлого Христова Воскресения у нее искривилась и другая нога, совершенно так же и в той мере, как и первая. Отец и мать были весьма встревожены этим новым явлением. На другой же день отец с дочерью были на приеме у доктора Груббе, который признал в другой ноге такой же вывих, как в первой, надел и на эту ногу стальные пружины и отправил больную на Кавказ лечиться минеральными водами и горным воздухом. Но все советы оставались только советами, не принося страдалице никакого облегчения.

Во время путешествия на Кавказ больная чувствовала себя хуже и хуже и, помимо общего упадка сил, потеряла всякую чувствительность в руках и ногах. Доктор Иванов, ежегодно практикующий на кавказских минеральных водах, после тщательного осмотра девушки, помимо существующих повреждений организма, открыл вывихи в плечевых суставах и в левом бедре, при чем указал на сильную чувствительность спины, прикосновение к которой причиняло жестокие страдания больной. Чувствительность эта была настолько велика, что резкий какой-либо стук, даже громкая речь разговаривающих в присутствии больной, болезненно отражались на ее позвоночнике. Прописанные Ивановым электричество, ванны, железистые воды внутрь, не принесли больной никакого облегчения, и в августе месяце она с отцом возвращается домой еще более слабой, чем три с половиной месяца назад, когда она приехала на Кавказ.

В октябре семейство графа было уже в Москве. Больная была исследована знаменитыми невропатологами, профессорами Кожевниковым и Корсаковым, хирургом Склифасовским и терапевтами проф. Павлиновым, Митропольским и Каспари. Все они признавали болезнь графини в высшей степени серьезной и не скрывали перед отцом и матерью того обстоятельства, что перед болезнью их дочери медицина чувствует свое бессилие. Лечиться больной советовали за границей у европейских знаменитостей Гютера и Шарко. Случилось , однако, обстоятельство, которое поселило в графе надежду иметь свидание с знаменитым Шарко в Москве. Некто Иван Артемович Лямин, богатый Московский купец, намеревался вызвать знаменитого Парижского врача в Москву к своей больной дочери, г-же Остроумовой.

Между тем, больной дочери графа пребывание в Москве стало невыносимым. Чужие люди, часто ее окружающие, частые осмотры докторов, горькие опротивевшие лекарства и недостаток деревенской свободы, напоминали больной ее родную деревню, родной дом, знакомые лица и теплое участие друзей. Получив разрешение от врачей, совершенно согласно с общим желанием семьи, графиня вместе со своей дочерью собралась ехать в свое имение, между тем, как граф остался в Москве ожидать приезда Шарко. Прощаясь со своею супругой и дочерью, граф взял с первой слово, тотчас же ехать в Москву обратно с больной, как только будет от него получена телеграмма о том, что Шарко едет из Парижа в нашу древнюю столицу.

Вот что писал граф к своим родным, изображая в письме своем горе при виде страдания больной: "Представьте себе то мое положение, в котором я находился, выслушивая от врачей их безотрадные речи о настоящем и будущем нашей дорогой больной, представьте себе, что я в это время перечувствовал и сколько потратил!! Тринадцать месяцев грызло меня горе, тринадцать месяцев я должен был приучать себя к мысли, что смерть- лучший и неизбежный исход для несчастной страдалицы, которую я так люблю".

Но в то самое время, когда были истощены все средства для облегчения больной, когда у одра страдалицы все искусство современной медицины, открыто сознавая свое бессилие, опускало руки, когда по понятию всех лечивших больную, а также по понятию самих отца и матери смерть тихими, но тем не менее твердыми шагами, подходила к ее страдальческой постели, явилась на помощь неведомая, непостижимая сила, пред проявлением которой все, что только узрело это проявление, сознало все свое бессилие. Но все по порядку.

Напутствуемая благопожеланиями отца, больная дочь вместе со своей матерью отправились в свое имение на Полтавщину. В своей родной деревне Мария была встречена старыми друзьями, преданной прислугой, которые употребляли все возможные старания, чтобы облегчить ее страдания. 21 февраля 1881 года в доме были гости. Шла непринужденная дружеская беседа. В то самое время, когда и сама больная поддалась общему настроению мирной и тихой беседы, получена была телеграмма от отца, который призывал ехать обратно в столицу для свидания с Шарко, который был уже на пути из Парижа в Москву. Не взгрустнуть было невозможно. Слезы показались на глазах больной. Между тем, мать верная слову, данному мужу, начала готовиться в путь. Привыкшая в последние годы болезни своей дочери всегда быть наготове, она при помощи прислуг наскоро уложила вещи и заканчивая последние сборы, позвала к себе больную. Оставшись наедине с нею, она указывая на фамильный образ Божьей Матери, сказала: "Маша, мы едем завтра в Москву, возьми, дорогая моя, образ Божьей Матери, почисти ее ризу и покрепче помолись перед нашей заступницей. Путь нам предстоит длинный и дело серьезное. Проси, пусть поможет нам благополучно совершить путь и вразумить врачей облегчить болезнь твою". Беспрекословно исполняя желание матери, покорная дочь с благоговением взяла образ слабыми, страдающими руками и в горячем молитвенном порыве обратилась к Богородице, заступнице всех скорбящих и обремененных, с просьбой защиты и помощи, которой не могли ей дать люди.

Во время молитвы этой больная вдруг осознала, что с нею творится что-то необычайное. Присутствие жизненной силы внезапно появилось в руках и ногах, дотоле лишенных чувствительности. Вне себя графиня громко закричала: "мама, мама, я чувствую ноги, я чувствую руки!" И тут же она стала срывать с ног тяжелые, по восемь фунтов, металлические бинты и упорки. Мать думала, что дочь лишилась рассудка. Ее порывистые движения, радостное лицо и крики казались настрадавшейся женщине припадками безумия. Но, наконец, она удостоверилась, что дочь ее чудесно исцелена.

В доме было много гостей. Прибежав на крик, они увидели, что молодая графиня ходит здоровою. Тут же был отслужен молебен и можно представить себе, с каким чувством молились присутствующие.

Несмотря на полное исцеление дочери, графиня решилась везти ее в Москву, куда они и выехали на следующий день, взяв с собой икону. Граф Капнист встретил свое семейство на вокзале. Восторгу и чувству радости отца не было предела. Он оглядывал свою любимую дочь со всех сторон, велел перед собою прохаживаться и, уверенный в свершившемся чуде, представил ее в Москве перед всем персоналом лечивших ее врачей крепкою и свежею, без всяких признаков болезни. Врачи во главе с Шарко отказывались найти научное объяснение происшедшему, а Шарко говорил, что если бы не такие достоверные свидетели, как московские профессора, то он бы счел все это событие за мистификацию.

Богомладенец на Козельщанской иконе полулежит на коленях Богоматери, держа крест. Справа изображена чаша с ложечкой, вероятно, символ того, что Богоматерь принесла радость миру: "Радуйся, чаше, черплющая радость".

Составитель Чистякова Э.П.

Copyright © 1996-2022, Медицинская Академия Духовного Развития "МАДРА" При использовании представленной здесь информации ссылка на источник обязательна
	www.madra.dp.ua	Гостевая книга
Статистика посещаемости	Наш адрес
	видеоканал Dr. Evgen Semenikhin Become a Patron!