Бен Хект
Чудо пятнадцати убийств

Профессиональные совещания медиков всегда окружены ореолом некой таинственности. Можно только гадать, не вызвана ли эта таинственность, которой коллеги окружают свои собрания, стремлением скрыть от непосвященных, что им известно в своей науке, а что - нет. Ведь любой ответ на этот вопрос был бы неприятен той морской свинке, на которой под предлогом, что ее скорее лечат, нежели эксплуатируют, испытывают всевозможные препараты, скальпели и магические заклинания.

Среди самых загадочных собраний медиков нашего поколения были совещания в Нью-Йорке группы именитых врачей, называвшейся "Клубом Икс". Раз в три месяца эти эскулапы собирались в отеле "Уолтон", в зале с видом на Ист-Ривер, где за закрытыми дверями, подальше от глаз досужих журналистов, до зари занимались каким-то неизвестным делом.

Что там, на этих конклавах, происходило в течении двадцати лет, не знал никто, даже сам вездесущий президент Американской медицинской ассоциации, а уж о коллегах и женах "Клуба Икс" и говорить нечего. Умение хранить тайну высоко развито среди врачей, которые, даже когда им нечего скрывать, зачастую столь же немногословны, как какой-нибудь идущий на дело бандит.

Откуда же в таком случае известна мне история этих столь долго остававшихся тайной заседаний? Ответ этот прост: война. Война положила им конец, как и почти всем другим тайнам, кроме своих собственных. Мир, занявшись переоценкой ценностей, захлопнул двери перед менее значительными вещами. Девять из пятнадцати мудрецов медиков, входивших в "Клуб Икс", надели офицерские мундиры и заведуют прифронтовыми госпиталями. Другие по возрасту и состоянию здоровья остались дома, но работы и им прибавилось.

- Раз уж наше общество распалось, - сказал мне как-то за обедом доктор Алекс Хьюм, - и вряд ли когда соберется снова, я не вижу, какой смысл в том, чтобы хранить нашу тайну. Воображение у вас детское, романтическое, и история, которую я вам расскажу, возможно, вызовет у вас отвращение. Вы наверняка сляпаете из нее какую- нибудь сатанинскую сказку, а глубоко человеческую и научную сущность "Клуба Икс" упустите. Впрочем, не мне реформировать беллетристику, которая правда предпочитает сентиментальность, а Галилею - Золушку…

И все в таком роде. Остальную часть прелюдии моего всезнающего друга я опускаю. Вы, возможно, читали многочисленные труды доктора Хьюма относительно того, какие номера выкидывает порой подсознание. Если да, значит, вы хорошо знаете этого лысого титана. Если же нет, тогда вот вам слово: он гений. Я не знаю никого, кто был бы более искусен гарцевать в дебрях солнечного сплетения, откуда, похоже, и берут начало всякая путаница и невежество в мире. Он также, если есть сомнения в его величии, обладает презрительно-самодовольной усмешкой, этим боевым кличем психолога самой высшей марки. У него круглое лицо, а губы так и застыли в гримасе недоверия и противоречия. Стоит вам однажды обнаружить, до чего же это мерзкая и гадкая трясина - человеческая душа, как вам уже нипочем не избавиться от подобного выражения лица. Как большинство работающих в потемках, мой друг без своих очков с массивными стеклами, что называется, "слепая курица". И, подобно многим ведущим психиатрам, своей фигурой с брюшком он напоминает коротышку Наполеона.

Последняя драматическая встреча членов "Клуба Икс", состоялась дождливым мартовским вечером. Пришли, несмотря на плохую погоду, все его пятнадцать членов - предстояло принять в общество нового собрата, что придавало этому заседанию дополнительный интерес.

Подготовить неофита к дебюту поручили доктору Хьюму. И именно вслед за этим исцелителем душ человеческих и вступил доктор Сэмоэл Уорнер в святая святых "Клуба Икс". Для гения медицины - во всяком случае, общепризнанного - доктор Уорнер был слишком молод. И избрание его членом "Клуба Икс" было самым большим признанием тех чудес, которые он творил, вооружившись хирургическими инструментами. Ведь четырнадцать старших его коллег, пригласивших его в свой круг, были ведущими специалистами в различных областях. Они были, что называется, медицинской знатью. И это вовсе не означает, что о них было широко известно обыкновенным смертным. Известность в медицинской профессии сравнима в лучшем случае с цветением весной эдельвейсов на горной вершине - они цветут, а их почти никто не видит. Война, которая предлагает свои волшебные щиты для рекламы тщеславия мелких душонок и преобразует жажду широкой известности в жертвенно-патриотический пыл, до сих пор не потревожила анонимности этих великих медиков. Они передвинули свои шатры на линию фронта и под их прикрытием заняты употреблением своих занятий на пользу раненым.

Новый собрат оказался взволнованным человеком с симпатичным лицом, в его темных глазах горел огонек напряженной умственной работы. Его широкий рот раскрылся в быстрой неопределенной улыбке - так частенько улыбаются хирурги, добивающиеся того, чтобы их внешние реакции не мешали внутренней сосредоточенности.

Обменявшись приветствиями с этими выдающимися членами клуба - а среди них была добрая половина тех живых героев, которых он боготворил, - доктор Уорнер уселся в уголке и вежливо отказался от предложенных ему хайбола, коктейля и бренди. Лицо его оставалось взволнованным, атлетическое тело напряглось на стуле, как будто он приготовился к спринту, а не к заседанию.

В девять часов доктор Уильям Тик распорядился закончить ужин и объявил пятьдесят третье заседание "Клуба Икс" открытым. Сей почтенный диагност устроился за столом в конце изысканно украшенной залы и устремил пристальный взгляд на сидевших перед ним.

Свои семьдесят пять лет доктор Тик поделил поровну между тем, что, с одной стороны, рекламировал искусство медицины, а с другой - делал все возможное, чтобы его искоренить, - таково, во всяком случае, было впечатление тысяч студентов, которые на себе испытали, что значит быть под началом этого желчного человека. Являясь профессором одного крупного медицинского колледжа на востоке страны, доктор Тик предпочитал педагогическую теорию "обучения посредством оскорбления". Было немало видных докторов, которых до сих пор коробило, когда они вспоминали, какие оценки давал старый, артричный, сутулый Тик с желчным взглядом их зарождающимся талантам, и которых до сих пор бросало в дрожь при одном воспоминании о его "философии медицины".

"Медицина, - доверительно сообщал доктор Тик одному поколению студентов за другим, - это благородная мечта и в то же время самое древнее выражение заблуждения и идиотизма, какое только известно человеку. Разрешение загадок Вселенной не породило столь бесплодных теорий, как проникновение в тайны человеческого тела. Когда вы мните из себя ученых, я хочу, чтобы вы постоянно помнили о том, что все, чему вы учитесь у меня сегодня, завтра, возможно, будет считаться наивным лепетом жалкой кучки аборигенов от медицины. Несмотря на все наши труды и успехи, медицинская наука по-прежнему пребывает где-то посередине между определением места, пригодного для ловли форели, и сочинениями о призраках".

"В медицинской практике есть два препятствия, - упорно твердил Тик все сорок лет своего профессорства. - Первое - это вечное шарлатанство со стороны пациента, который прямо напичкан несуществующими болезнями и воображаемыми страданиями. Второе - это элементарная неспособность человеческого разума, будь то медик или любой другой, беспристрастно наблюдать и с умом использовать полученную информацию, не позволяла собственному самодовольству загубить все в конец, а главное, употреблять эту мудрость без всякого тщеславия".

И вот теперь, сидя за своим столом, воззрившись на собравшихся в зале "несмышленышей" и дождавшись, когда установится тишина, как в аудитории, он повернулся к застывшему в напряжении красивому доктору Уорнеру.

- Сегодня среди нас находится новый гений медицины, - заговорил он, - которого я хорошо помню еще по тем дням, когда он не был знахарем. Увеличенная щитовидная железа с признаками расстройства функции почек. Но не без таланта. Ради вашего же блага, Сэм, я расскажу вам о целях и задачах нашей организации.

- Я уже сделал это, - заметил доктор Хьюм, - причем довольно подробно все объяснил.

- Объяснения доктора Хьюма, - холодно продолжал Тик, - если они такие же, как его печатные труды, почти наверняка ошеломили вас, чтобы не сказать сразили наповал.

- Я вполне его понимаю, - сказал доктор Уорнер.

- Как бы не так, - возразил Тик. - Вы всегда питали слабость к психиатрии, и я не раз указывал вам на это. Психиатрия - это заговор против медицины.

- Вы совершенно правы. При этих словах доктор Хьюм лукаво улыбнулся.

- Позвольте ж мне, - гнул свое Тик, - пояснить, что бы там наш ученый коллега Хьюм ни пытался рассказать вам.

- Коли уж вам так хочется понапрасну тратить время. Новый член улыбнулся и отер шею носовым платком.

Доктор Фрэнк Россон, этот выдающийся и не менее величественный гинеколог, хихикнул.

- Тик сегодня в ударе, - шепнул он Хьюму.

- Старческий маразм в сочетании с садизмом, - ответил Хьюм.

- Доктор Уорнер, - продолжал педагог, - собрания членов "Клуба Икс" преследуют одну интересную цель. Они собираются каждые три месяца, чтобы исповедаться в убийстве, которое тот или иной из них совершил со времени нашей последней встречи. Я, разумеется, веду здесь речь о медицинском убийстве. Хотя, вероятно, выслушав признания одного из нас в убийстве, совершенном в пылу страсти, а не по причине собственной глупости, мы бы испытали несомненное облегчение. Нет, в самом деле, доктор Уорнер, если вы недавно убили жену или укокошили дядюшку и хотели бы скинуть груз с души, мы с почтением вас выслушаем. Само собой разумеется, ничто из сказанного вами не станет достоянием полиции.

Старый Тик помолчал, увидев, что новичок еще больше встревожился.

- Я убежден, что вы не убили никого из своих родственников, - вздохнул он, - и что вы никогда этого не сделаете, разве что из чувства долга. Наш ученый коллега Хьюм, - продолжал он, - наверняка толковал об этих наших форумах с точки зрения психиатрии - исповедь, мол, облегчает душу. Все это чепуха. Мы собираемся здесь не для того, чтобы облегчать наши души, а для того, чтобы совершенствовать их. Подлинная цель наших собраний преследует научные задачи. Мы создали это общество потому, что не смеем публично признаться в своих ошибках, потому, что мы настолько знамениты и учены, что не можем допустить, чтобы нас критиковали неученые профаны, потому, наконец, что нечеловеческое совершенство, на которое мы притязаем, вредно для наших слабых человеческих натур. Это единственная медицинская организация в мире, члены которой похваляются только своими ошибками.

- Ну, а теперь, - Тик улыбнулся неофиту, - позвольте мне дать определение тому, что же мы считаем настоящим, отменным, профессиональным убийством. Это - умерщвление человеческого существа, которое доверчиво отдало себя в руки врача. Имейте ввиду, смерть пациента сама по себе еще не убийство. Нас интересуют только те случаи, когда доктор убил пациента, поставив неправильный диагноз либо же прописав заведомо не то лечение или операционное вмешательство, без каковых пациент жил бы себе да поживал.

- Хьюм мне все объяснил, - нетерпеливо пробормотал новый член, затем возвысил голос: - Присутствовать на таком собрании большая честь для меня, и я понимаю, что могу многому научиться у моих именитых коллег, если буду слушать, а не говорить. И все же я должен сделать весьма важное сообщение.

- Убийство? - спросил Тик.

- Да, - ответил новичок.

Старый профессор кивнул.

- Очень хорошо, - сказал он. - И мы с удовольствием вас выслушаем. Но в списке дел, назначенных к слушанию, у нас несколько убийц раньше вас.

Новый член ничего не ответил. Он сидел, как будто аршин проглотил. Именно тогда кое-кто из присутствующих, в том числе Хьюм, заметил, что в напряженности молодого хирурга, кроме страха перед первым выступлением, есть и что-то еще. Все были убеждены, что в Сэме Уорнере, пришедшем на свое первое заседание в "Клубе Икс", происходит какая-то загадочная борьба.

Доктор Филип Картифф, видный невролог, положил ему руку на изгиб локтя и спокойно сказал:

- Не надо расстраиваться из-за того, что вы собираетесь нам рассказать. Мы все довольно хорошие медики, а, уверяю вас, мы совершили ошибки и похуже, что бы там у вас ни было.

- Попрошу потише, - потребовал старый Тик. - Здесь не санаторий для врачей с комплексом вины. Это клиника ошибок. И мы будем продолжать заправлять ею в упорядоченной манере. Нравится вам держать Сэма Уорнера за руку - держите, это ваша привилегия. Но делайте это молча.

Он вдруг одарил нового члена лучезарной улыбкой.

- Признаюсь, - продолжал он, - мне не терпится услышать, как же это вышло, что такой великий всезнайка, как наш молодой друг доктор Уорнер, взял да и угробил одного из своих пациентов. Но наше любопытство придется пока смирить. Поскольку пятерых из нас не было на предыдущем заседании, я полагаю, что ради вашего же блага следует повторить признание доктора Джеймса Суини.

Доктор Суини встал и обратил горящие на скорбном лице глаза к пятерым отсутствовавшим.

- Ну, - заговорил он монотонным голосом занятого человека, - один раз я уже рассказывал, но могу повторить. Я послал пациента в рентгенкабинет пройти флюороскопию. Мой ассистент, дав ему выпить раствор берия, поставил его перед аппаратом. Через минуту туда вошел я и, увидев пациента на экране, заметил своему ассистенту, доктору Крочу, что это же просто удивительно - я никогда не видел ничего подобного. Кроч был слишком поглощен зрелищем, чтобы подтвердить мои слова. Весь кишечный тракт - от пищевода и ниже - был словно сделан из камня - вот что предстало моему взору. Изображение у меня на глазах становилось светлее и четче. Самым страшным в данной ситуации было то, что мы оба понимали, что уже ничего не поделаешь. Более того, у доктора Кроча даже проявились весьма определенные признаки истерии. Мы с ним все смотрели, а у пациента уже появились симптомы смерти. Она не заставила себя ждать, и он грохнулся на пол.

- Ну, черт меня дери! - вскричали в один голос двое-трое из отсутствовавших.

А доктор Кэртифф добавил:

- И что же это было, черт возьми?

- А ничего особенного, - ответил Суини. - На дне стакана, из которого мы дали пациенту раствор берия, был запекшийся осадок. Мы напоили пациента гипсом. Давление, вероятно, вызвало мгновенный разрыв сердца.

- Боже милостивый! - воскликнул новый член. - И как же гипс попал в стакан?

- Ошибка фармацевта, - мягко сказал Суини.

-А что же было с пациентом - если с ним вообще что-нибудь было, - прежде чем он рискнул прийти к вам?

- Вскрытие показало в основном затвердевший кишечный тракт, - сказал Суини. - Но, судя по некоторым признакам, мне кажется, что у пациента была небольшая предрасположенность к пилорическому спазму, который вызывал икоту, из-за чего его и направили ко мне.

- Прямо-таки литературное убийство, - заметил старый Тик. - Своего рода Пигмалион наоборот.

Старый профессор помолчал и устремил свои глаза на Уорнера.

- Кстати, прежде чем мы пойдем дальше, - сказал он, - пожалуй, пора сообщить вам полное название нашего клуба.

Оно следующее: "Икс - символ невежества". Мы, разумеется, предпочитаем пользоваться сокращенным названием как более светским.

- Ну, разумеется, - сказал новый член, и лицо его, казалось, покраснело еще больше.

- А теперь, - объявил старый Тик, сверившись с каракулями на листке бумаги, - первым у нас сегодня назначен к слушанию доктор Уэнделл Дейвис.

Этот элегантный специалист по желудкам встал, воцарилось молчание. Дейвис - высокий, плотно сбитый, сероглазый и красиво постриженный - был доктором, относившимся к своей внешности с не меньшей серьезностью, чем к медицине. На его лице не было абсолютно никакого выражения - оно представляло собой большую розовую маску, которую еще ни один пациент, как бы ни был он болен и в какой бы агонии ни пребывал, никогда не видел обеспокоенной.

- В конце прошлого лета, - начал он, - меня пригласили в дом одного рабочего. Сенатор Белл устроил пикник для своих избирателей победней. В результате этого события у троих детей слесаря - паропроводчика по фамилии Хоровитц случилось пищевое отравление. Сенатор как устроитель пикника посчитал, что он несёт ответственность за это дело, и я по его настоятельной просьбе поехал к Хоровитцу домой. Двум детям девяти и одиннадцати лет было очень плохо, их сильно рвало. Мать перечислила мне, что они трое съели - что-то умопомрачительное. Я дал им хорошую дозу касторового масла.

Третьему, мальчику семи лет, было не так плохо, как двум другим. Он казался бледным, у него был легкий жар, его поташнивало, но не рвало. Казалось очевидным, что и он отравился, но в меньшей степени. Соответственно, я прописал равную дозу касторки и младшему - от греха подальше.

Посреди ночи мне позвонил отец - его беспокоило состояние семилетнего. Двум другим детям, сказал он, значительно лучше. Я посоветовал ему не беспокоиться - просто у младшего процесс отравления проходит с некоторым опозданием, но утром ему, несомненно, станет лучше и он наверняка выздоровеет, как и его сестра с братом. Положив трубку, я почувствовал себя очень довольным собой - ведь я предугадал состояние младшего и в качестве профилактики прописал касторовое масло.

На другой день в полдень я приехал к Хоровитцу домой и увидел, что двое детей практически здоровы. Семилетний и впрямь казался очень больным.

Оказывается, они разыскивали меня с самого утра. Температура у ребенка была сто пять градусов (по Фаренгейту). Организм был обезвожен, под запавшими глазами - круги, лицо вытянулось, ноздри расширены, губы синюшные, а кожа холодная и липкая.

Доктор Дейвис замолчал. Заговорил доктор Милтон Моррис, прославленный специалист по легочным болезням.

- Он умер через несколько часов? - спросил он.

Доктор Дейвис кивнул.

- Ну что ж, - спокойно сказал доктор Моррис, - вроде бы все ясно. Когда вы увидели его впервые, у ребенка был острый приступ аппендицита. Касторовое масло прорвало его аппендикс. А когда вы ребёнка увидели снова, уже начался перитонит.

- Да, - неторопливо признал доктор Дейвис, - именно так всё и было.

- Убийство касторовым маслом, - проквохтал старый Тик, - у меня тут записка от доктора Кеннета Вуда. Слово предоставляется доктору Вуду.

Маститый хирург-шотландец, прославившийся в студенческие годы участием в Олимпийских играх, встал. Он все еще был мужчиной, что называется, в соку, с большими руками, плотными плечами, в его журчавшем голосе угадывалась, что называется, мужская сила.

- Не знаю даже, каким убийством назовете вы мое, - улыбнулся Вуд коллегам.

- Обычное название - убийство мясником, - сказал Тик.

- Пожалуй, вам придется назвать его обыкновенным убийством глупостью, - мягко возразил доктор Вуд.

Старый Тик снова хихикнул.

- Если бы вы занимались диагнозом побольше, а толканием ядра поменьше, вы бы не гробили столько пациентов, - сказал он.

Это мое первое сообщение за три года, - скромно ответил доктор Вуд. -А оперирую я четыре-пять человек в день, включая и выходные.

- Дорогой мой Кеннет, - сказал доктор Хьюм, - на одно убийство за три года имеет право каждый хирург. Собственно, это даже феноменальный рекорд, особенно если учесть, каким вы подвергаетесь искушениям.

- Продолжайте рассказывать о своём преступлении, - сказал Тик.

- Ну… - представительный хирург повернулся к своему коллеге, к новому члену.

- Вы же знаете, Сэм, как это бывает с этими острыми воспалениями желчного пузыря.

Уорнер неопределенно кивнул.

Доктор Вуд продолжал:

- Доставили поздно вечером. Невыносимые боли. Я осмотрел пациентку. Обнаружил боль в верхней правой четверти живота. Она отдавалась в спину и правое плечо, что абсолютно характерно для желчного пузыря. На желчный пузырь опиаты никогда не действуют.

- Это нам известно, - сказал новый член, нервничая.

- Простите, улыбнулся доктор Вуд. - Я просто хочу представить все поподробнее. Ну, тогда я, чтобы снять боль, дал пациентке нитроглицерин. Температура у неё была сто один. К утру боль стала такой сильной, что разрыв желчного пузыря не вызвал никаких сомнений. Я прооперировал. С этим пузырем, будь он неладен, оказалось все в порядке. Через час пациентка умерла.

- Что показало вскрытие? - спросил доктор Суини.

- Одну минуточку, - ответил Вуд. - Это вы ведь вроде бы должны угадать сами, разве нет? Ну, пожалуйста, скажите же мне, в чем тут было дело.

- Вы ознакомились с ее историей болезни? - немного погодя спросил доктор Кэртифф.

- Нет, ответил доктор Вуд.

- Ага! - фыркнул Тик. - Вон как! Снова ошибка слепца.

- Дело-то было срочное. - Вуд, казалось, смутился. - И вроде такое очевидное. Я провел сотни подобных операций.

- Факты, на мой взгляд, следующие, - заговорил Тик. - Доктор Вуд убил женщину, потому что неправильно определил источник боли. Наша задача, стало быть, весьма проста. Что, кроме желчного пузыря, может вызвать такую боль, какую описал наш выдающийся хирург?

- Сердце, - тут же ответил доктор Моррис.

- Горячо, - сказал Вуд.

- Прежде чем оперировать пациента с такой резкой болью, причем в отсутствии истории болезни, - продолжал Тик, - я бы почти наверняка взглянул на сердце.

- Ну что ж, вы бы поступили правильно, - тихо признал доктор Вуд. - Вскрытие показало тромбоз нисходящей ветви правой коронарной артерии.

- Убийство второкурсником, - вынес гневное определение старый Тик.

- Первое и последнее, - спокойно сказал Вуд. - Больше в моей больнице не будет ошибок с сердечными заболеваниями.

- Хорошо, хорошо, - сказал старый Тик. - Итак, джентльмены, преступления, о которых до сих пор делались сообщения, до инфантильности просты, чтобы еще их обсуждать. Мы ничего из них не извлекли, кроме того разве, что наука и глупость идут рука об руку, каковой факт вам слишком хорошо известен. Однако сегодня среди нас присутствует молодой, но исключительно искусный мастер скальпеля и пилы. И я после долгого знакомства с упомянутым джентльменом могу заверить вас, что если уж он совершил убийство, то это наверняка блеск, как сказала бы одна из моих студенток. Весь последний час он сидит здесь, ерзая на стуле, как самый настоящий преступник, снедаемый сознанием вины и горя, желанием поделиться ею с вами. Джентльмены, отдаю на ваш суд нашего нового и самого молодого подсудимого.

Доктор Уорнер поднял глаза и оглядел четырнадцать своих именитых коллег. Чувствовалось, что он волнуется. Старшие взирали на него совершенно спокойно и с различной степенью раздражения. Они уже поняли из его поведения - и дальнейших подтверждений им было не нужно, что сей эскулап буквально напичкан всевозможными несостоятельными теориями и незрелыми открытиями. Когда-то и они сами испытывали нечто подобное. Ведь для седеющего медика нет ничего приятнее напялить колпак глупца на младшего собрата по профессии. Старый Тик, оглядев своих коллег, ухмыльнулся: они все напустили на себя вид педагогов, прячущих за спиной розгу.

Доктор Уорнер приложил к шее влажный носовой платок и понимающе улыбнулся этим светилам. В чем он был убежден, так это в том, что, приди он сюда, чтобы рассказать не об убийстве, а о каком-нибудь чудесном исцелении, к нему бы отнеслись с не менее критическим и подозрительным вниманием.

- Я расскажу вам об этом случае несколько подробнее, - сказал он, - так как полагаю, что интереснее проблемы в практике и не встретишь.

Доктор Россон, гинеколог, хмыкнул, но ничего не сказал.

- Пациент был молодой человек, или скорее мальчик, - торопливо продолжал Уорнер, - семнадцати лет, исключительно талантливый. Пожалуй, самый удивительный молодой человек, какого я когда-либо знал. Он писал стихи. Вот как мы познакомились. Я прочел одно из его стихотворений в журнале, и, боже, оно произвело на меня такое впечатление, что я написал ему письмо.

При столь непрофессиональном поведении доктор Кэртифф даже поморщился.

- Рифмованные стихи? - спросил доктор Вуд, подмигнув старому Тику.

- Да, - ответил Уорнер. - Я прочел все его рукописи. Они были вроде как революционные. Его поэзия была криком против несправедливости. Всякой несправедливости. Горькая и жгучая.

- Погодите минуточку, - остановил его доктор Россон. Новый член, похоже, не совсем правильно понимает наше назначение. Мы не литературное общество, Уорнер.

- Я это знаю, - сказал Уорнер, безжизненно улыбаясь.

- И пока вы еще не перешли к делу, - ухмыльнулся доктор Хьюм, - пожалуйста, без хвастовства. Хвастать можете на ежегодном съезде хирургов.

- Джентльмены, - сказал Уорнер, - я и не собираюсь хвастать. Я буду говорить об убийстве, уверяю вас. Причем о таком страшном, о каком вы и не слышали.

- Ну что ж, - сказал доктор Кэртифф, - продолжайте. Не принимайте его близко к сердцу и смотрите не раскисните.

- Не раскисну, - сказал доктор Уорнер, - не беспокойтесь. Итак, пациент хворал уже две недели, когда пригласили меня.

- А я уж решил, вы его друг, - заметил доктор Дейвис.

- Так оно и было, - ответил Уорнер. - Но он не верил в докторов.

- Не верил, говорите? - старый Тик усмехнулся. - Блестящий молодой человек.

- Именно таким он и был, - с жаром продолжал Уорнер. - Я даже расстроился, когда пришел и увидел насколько он болен. Я сразу же распорядился поместить его в больницу.

- О, богатый поэт, - заметил доктор Суини.

- Да нет, - ответил Уорнер. - Расходы оплачивал я. И я, когда только мог, находился при нем. Болезнь началась со страшной боли в левой стороне живота. Он хотел было пригласить меня, но через три дня боль утихла, и пациент решил, что он здоров. А через два дня боль вернулась снова, поднялась температура. Когда он послал за мной, у него наблюдался понос, гнойный и с кровью, но не амебный. После этой проверки на патологию я поставил диагноз: язвенный колит. Боль была левосторонняя, аппендицит исключался. Я назначил пациенту сульфагуанидин и неконцентрированный экстракт печени и посадил его на высокобелковую диету, в основном - молоко. Несмотря на такое лечение и постоянное наблюдение, пациенту стало хуже. У него развилась чувствительность к боли по всему животу, как прямая, так и с иррадиацией, а вот левая прямая мышца стала ригидной. После двух недель тщательного лечения пациент умер.

- И вскрытие трупа показало, что вы ошиблись? - спросил доктор Вуд.

- Вскрытия я не делал, - сказал доктор Уорнер. - Родители парня полностью доверяли мне. Как и он сам. Они считали, что я делаю все возможное, чтобы спасти ему жизнь.

- Тогда откуда же вы знаете, что поставили неправильный диагноз? - спросил Хьюм.

- Из того простого факта, - раздраженно ответил Уорнер, - что пациент умер. А не вылечился. Когда умер, я понял, что убил его, поставив неправильный диагноз.

- Логично, - согласился доктор Суини. - Бессмысленное лечение - это не алиби.

- Итак, джентльмены, - хихикнул из-за своего стола старый Тик, - наш талантливый новый член самым натуральным образом укокошил великого поэта и близкого друга. Прошу предъявить обвинение его диагнозу.

Однако высказываться никто не спешил. У врачей сильно развито чувство невидимого и невысказанного. И почти все четырнадцать, глядевших на доктора Уорнера, чувствовали, что от них что-то утаивают. Напряженность хирурга, его воодушевление, в котором можно было различить обертоны издевательской насмешки, убедили их, что в истории о мертвом поэте что-то недосказано. Вот почему они и подошли к этой проблеме с осторожностью.

- Как давно умер пациент? - спросил доктор Россон.

- В прошлую среду, - сказал Уорнер, - а что?

- В какой больнице? - спросил Девис.

- В больнице святого Майкла, - ответил Уорнер.

- Вы говорите, родители верили вам, - сказал доктор Кэртифф, - и по-прежнему верят. Но вы как-то странно чем-то обеспокоены. Может быть, было какое-нибудь расследование со стороны полиции?

- Нет, - ответил Уорнер. - Преступление идеально. Полиция ничего о нем не слышала. И даже моя жертва умерла, полная благодарности. - Он улыбнулся всем лучезарной улыбкой. - Послушайте, - продолжал он, - ведь, может, даже вам не удастся доказать, что мой диагноз ошибочен.

Этот откровенный вызов привел кое-кого из присутствующих в раздражение.

- Не думаю, что будет так уж трудно разнести ваш анализ, - сказал доктор Моррис.

- Здесь есть какой-то подвох, - неторопливо заметил доктор Вуд, буравя Уорнера взглядом.

- Единственный подвох, - быстро сказал доктор Уорнер, - это сложность болезни. Вы, джентльмены, очевидно, предпочитаете убийство проще, когда имеет место преступная небрежность врача, вроде тех, что я тут сегодня наслушался.

После продолжительной паузы доктор Дейвис мягко спросил:

- Вы описали приступ боли перед диареей, так?

- Совершенно верно, - согласился Уорнер.

- Ну, - спокойно и рассудительно продолжал Дейвис, - временное исчезновение симптомов и их возвращение в пределах нескольких дней внешне похожи на язву…если бы ни один момент.

- Я не согласен, - мягко возразил доктор Суини. - Диагноз доктора Уорнера - это глупая ошибка. Симптомы, которые он нам только что представил, не имеют ничего общего с язвенным колитом.

Уорнер зарделся, желваки на его лице сердито заходили.

- Не будете ли вы добры подкрепить свои оскорбления научно? - бросил он.

- Это очень легко делается, - спокойно ответил Суини. - Последний приступ диареи и лихорадки, который вы описываете, исключает язвенный колит в девяносто девяти случаях из ста. Как вы считаете, доктор Тик?

- Никаких язв, - ответил доктор Тик, изучая Уорнера взглядом.

- Вы упомянули боли по всему животу как один из последних симптомов, - как бы сглаживая разногласия, сказал Дейвис.

- Совершенно верно, - согласился Уорнер.

- В таком случае, если вы правильно описали болезнь, - продолжал Дейвис, - обнаруживается один очевидный факт. Всеобщая боль указывает на перитонит.

- А как насчет заворота кишок? - подбросил Вуд. - Он тоже мог вызвать описанные симптомы.

- Нет, - возразил доктор Россон. - Вольвулус - значит гангрена и смерть через три дня. Уорнер же говорит, что использовал его две недели и что пациент болел еще две недели до вызова врача. Продолжительность болезни исключает инвагинацию, вольвулус и опухоль кишечника.

- Есть еще одна штука, - сказал доктор Моррис. - Левосторонний аппендицит.

- Это тоже исключено, - быстро ответил доктор Вуд. - Острая боль, описанная Уорнером, не бывает симптомом аппендицита.

- Единственное, к чему мы пришли, - сказал доктор Суини, - это прободение, но не язвенное. Почему бы ни пойти в этом направлении?

- Да, - сказал доктор Моррис, - о язвенном колите не может быть и речи, если учесть, какое болезнь приняла течение. Я убежден, мы имеем дело с прободением другого типа.

- Следующий вопрос заключается в том, - объявил старый Тик, - чем вызвано это прободение.

Доктор Уорнер тихо сказал:

- А я о предметном прободении даже не подумал.

- И напрасно, - улыбнулся доктор Кэртифф.

- Ну, ну, - продолжал старый Тик, - давайте не будем отвлекаться. Так чем же вызвано прободение?

- Ему было уже семнадцать лет, - сказал Кэртифф. - Возраст вроде уже не тот, чтобы глотать булавки.

- Если только у него не было к ним особого пристрастия, - заметил доктор Хьюм. - Пациент хотел жить, Уорнер?

- Больше чем кто-либо другой, кого я когда-либо знал, - мрачно ответил Уорнер.

- Стало быть, версию самоубийства можно отбросить, - сказал доктор Кэртифф. - Я уверен, что мы имеем дело с прободением кишечника.

- Ну, - сказал доктор Вуд, - вряд ли это была куриная кость. Она бы застряла в пищеводе и не попала в желудок.

- Вот видите, Уорнер, - сказал старый Тик. - Мы сузили наши поиски. Распространяющаяся боль, описанная вами, означает расширение инфекции. Течение, которая приняла боль, означает какое-то иное, не язвенное прободение. А подобное прободение означает, что пациент проглотил какой-то предмет. Булавки и куриные кости мы исключили. Значит, остается только одно.

- Рыбья кость, - сказал доктор Суини.

- Вот именно, - подтвердил Тик.

Уорнер стоял и напряженно слушал, как другие подтверждают этот диагноз. Тик огласил вердикт.

- Я полагаю, все мы согласны с тем, - сказал он, - что Сэм Уорнер убил пациента, излечивая его от язвенного колита, тогда как операция по удалению рыбьей кости, вызвавшей абсцесс, спасла бы ему жизнь.

Уорнер быстро прошел через комнату к стенному шкафу, где он повесил пальто и шляпу.

- Куда же вы? - бросил вслед доктор Вуд. - Мы еще только начали.

Надевая пальто, Уорнер улыбнулся.

- У меня мало времени, - сказал он, - но я хочу поблагодарить вас всех за ваши диагнозы. Вы были правы, когда говорили, что в этой истории есть какой-то подвох. Подвох в том, что мой пациент еще жив. Я две недели лечил его от язвенного колита, на сегодня днем понял, что поставил неправильный диагноз…и что не пройдет и суток как он умрет, если я не узнаю, что же с ним на самом деле.

Уорнер был уже в дверях, его глаза блестели.

- Еще раз спасибо, джентльмены, за консультацию и ваш диагноз, - сказал он. - Он поможет мне спасти жизнь моему пациенту.

Полчаса спустя члены "Клуба Икс" стояли кучкой в одной из операционных больницы святого Майкла. Это были уже совсем не те люди, которые в отеле "Уолтон" разыгрывали медицинский канун для поминовения всех святых. Когда врачи сталкиваются лицом к лицу с болезнью, в них происходит какая-то перемена. Самые старые и утомленные из них черпают в кризисе силу. Куда только деваются их неуклюжесть, и в операционную входит стройный чемпион. Столкнувшись с проблемой жизни и смерти, усталые, покрасневшие глаза излучают величие и даже красоту.

На операционном столе лежало нагое тело негритянского юноши. Доктор Уорнер в белом хирургическом облачении стоял над ним и ждал. Анестезиолог наконец кивнул.

Четырнадцать членов "Клуба Икс" стояли и смотрели, как Уорнер оперирует. Вуд одобрительно кивнул, отметив его сноровку. Россон откашлялся, хотел что-то сказать, но при взгляде на быстро двигающиеся руки хирурга, воздержался. Все молчали. Минуты шли. Сестры спокойно подавали хирургу инструменты. Руки у них были заляпаны кровью.

Четырнадцать выдающихся медиков с надеждой смотрели на осунувшееся лицо лежавшего без сознания цветного парня, который проглотил рыбью кость. Никогда еще ни один король или папа не лежал в муках в окружении стольких гениев медицины, затаивши дыхание.

И вдруг покрывшийся испариной хирург поднял что-то вверх.

- Промойте, - пробормотал он сестре, - и покажите этим джентльменам.

Он занялся тампонами в подвергшейся абсцессу полости, затем присыпал открытую брюшину сульфаниламидом, чтобы убить инфекцию.

Старый Тик сделал шаг вперед и взял предмет из руки сестры.

- Рыбья кость, - сказал он.

Члены "Клуба Икс" сгрудились вокруг нее, точно это было невиданное сокровище.

- Удаление этого маленького предмета, - тихонько пробормотал Тик, - дает пациенту возможность продолжать писать стихи, обличающие жадность и ужасы нашего мира.

Вот, собственно, и вся история, которую рассказал мне Хьюм, да еще эпилог о выздоровлении того негритянского поэта три недели спустя. Обед мы давно закончили. Была уже поздняя ночь, когда мы вышли на тусклые из-за войны улицы Нью-Йорка. Заголовки в газетных киосках изменились только в размерах - стали еще больше в честь еще больших боен, о которых они возвещали.

Глядя на них, можно было представить усеянные трупами поля сражений. Но у меня из головы не шла другая картина - картина, наводившая на мысль о том, что мир станет лучше: операционные больницы, где пятнадцать именитых и ученых героев боролись за жизнь негритянского мальчика, проглотившего рыбью кость.

Рассказы зарубежных писателей. Библиотека "Огонек", N 48 -М.: Правда, 1985.


назад в начало страницы вперед
Copyright © 1996-2022, Медицинская Академия Духовного Развития "МАДРА"
При использовании представленной здесь информации ссылка на источник обязательна
Система OrphusAgni-Yoga Top Sites www.madra.dp.ua Гостевая книга
Статистика посещаемости Наш адрес
видеоканал Dr. Evgen Semenikhin Become a Patron!